Сегодня Сокольники широко известны как природный парк. А ведь еще полтора, два, три столетия назад эти места славились не природой, а событием; правда, событием, с природой тесно связанным. Конечно, речь о знаменитом первомайском гулянье. Именно благодаря ему Сокольники посещались не только всей Москвой, от мала до велика, но и первыми лицами России. Да и близлежащая застава Камер-Коллежского вала когда-то неформально именовалась Первомайской[1]. Кстати, само имя «Сокольники» вошло в обиход много позже появления традиции гуляний: недаром еще в середине позапрошлого столетия старые москвичи упорно именовали наши места «немецкими станами». Живые и красочные описания гулянья широко известны, но мы их сегодня оставим в стороне. Наше цель – показать через наиболее информативные свидетельства широкую ретроспективу явления, от восхода до заката. Как именно первомайские гулянья возникли, что из себя представляли на разных отрезках времени, куда пропали. Отметим, что «первомайские гулянья в Сокольниках» от прочих «гуляний в Сокольниках» отличались не только датой, но и публикой, и характером, и местом проведения. Отличались они и от гуляний, проводимых на 1 мая в других местностях империи (например, Красном селе под Петербургом), которые, конечно, копировали Сокольнические, но были лишь их тенью.

Итак, начнем с истока. Сегодня широко распространены две похожие, но взаимоисключающие легенды. Одна гласит, что традицию первомайских угощений в роще близ Старого Преображенского дворца создали жители близлежащей Немецкой слободы, которым благоволил в этом Петр I. Вторая уточняет, что это были все же не немцы, а пленные шведы в годы Северной войны. На этот спор есть однозначный ответ. В дневнике генерала Патрика Гордона, ближайшего сподвижника молодого Петра, под 1 мая 1698 года значится «был с друзьями в Семеновском лесу, где весьма большое и избранное общество»[2]. Напомним, что вся наша округа, вслед за соколиным двором, все еще именовалась Семеновским (которое шагнуло на другой берег Яузы только в 1692-м). Гордон был не немцем, а шотландцем, но проживал он, как и все европейские иноверцы, в Немецкой слободе. Так что традиция зародилась еще до Северной войны. Вот что пишет в том же году уже австриец И.Г. Корб:  «Почти на один час расстояния от Москвы на берегу реки Яузы стоит роща, куда в известные дни весной и летом сходятся живущие в Москве немцы. Это место от частого посещения всякому немцу известно и сделалось, от долгого пользования, как бы собственностью их… Тут они расставляют столы, на которых каждый по очереди на свой счет угощает других»[3]. Этот короткий отрывок исчерпывающе описывает истоки наших первомайских гуляний. Во-первых, роща на берегу Яузы – несомненно Оленья, относившаяся к Старому Преображенскому дворцу. Выше по течению к воде вплотную подступало поле, названное после Ширяевым. Во-вторых, к 1698-му году традиция уже сформировалась. Позволить иностранцам облюбовать себе место во дворцовых владениях мог только государь Петр Алексеевич, а он сблизился с обитателями Немецкой слободы с начала 1690‑х. Тогда все и началось. В-третьих, застолья на природе немцы проводили и весной, и летом – просто первомайское было самым главным. Вообще первое мая праздновали многие европейские народы, правда, большинство их жило по григорианскому календарю. А вот в протестантских немецких государствах до 1700 года использовался юлианский календарь, то есть 1 мая на севере Германии было в тот же день, что и в России. Позднее календари разошлись, но праздник укрепился за датой по российскому стилю. В-четвертых, характер тогдашних гуляний – это застолье, а не конная прогулка и не пикник на траве, что появится позднее. Ну и наконец, их национальный и социальный состав – это жители немецкой слободы, преимущественно состоятельные купцы, способные угостить большую компанию. Мы не зря отметили такие характеристики, как место, характер проведения, публика – они очень текучи и будут меняться с годами.

Что мы знаем о гуляньях в XVIII веке? Очень немного. Жанр бытописаний еще не был популярен, а значит, мы можем составить картинки только из деталей жизни высоких персон, каждый шаг которых фиксировался. Так, из дневников секретаря гольштейнского посольства Ф.В. Берхгольца узнаем, что в 1722-м году в Семеновской роще на 1 мая «собиралось бесчисленное множество народу и были император и императрица, несмотря на то, что в этот день шел сильный дождь»[4]. Несомненно, только сила уже устоявшейся традиции могла увлечь Петра на гулянье в такую погоду. А два года спустя в тот же день опять «погода не очень-то благоприятствовала первому гулянью, которое иностранные купцы обыкновенно устраивают здесь в этот день в Семеновской роще, потому что не только шел дождь, но даже около полудня в первый раз гремел гром… в 5 часов отправился туда со своею свитою верхом и вскоре имел удовольствие встретить императрицу и обоих императорских принцесс, которые выехали из Головинского сада и направлялись к роще… Приехав на обыкновенное сборное место в роще, они нашли там почти всех слободских с женами и детьми; но императрица тотчас же проехала к другому месту… Здесь она оставалась, не выходя из кареты, и поджидала императора, который скоро приехал водою на верейке… Побыв несколько времени с императрицей и принцессами, его величество пошел к доктору Бидлоо и к купцам… Так как герцогские валторнисты находились также в роще, то она… потребовала их к себе… долгое сидение наскучило наконец ее величеству, и она вышла из кареты, чтобы пройтись немного со своими дамами; принцессы же совсем не выходили из кареты, потому что во все время постоянно шел мелкий дождь… Во время пребывания царской фамилии в роще доктор Бидлоо, его жена и дети пришли туда с кофе и сластями, которые подносили сперва императрице, а потом и принцессам. Наконец, часов в девять, когда императрица еще гуляла, император подошел к ней, и затем… уехал сухим путем в город…»[5]. Здесь уже просматриваются черты, которые сохранятся на века: аристократия приезжает со своими музыкантами, верхом или в экипажах, и на грешную землю спускается, только если захочет поразмяться. Только царь все еще держится демократично и не чурается общества купцов.

Другая Екатерина Алексеевна, императрица Екатерина II, в своих записках помянет событие, произошедшее с ее супругом через четверть века, 1 мая 1749 года: «после обеда в Покровском мы отправились на прогулку в Преображенский лес. Великий князь ехал верхом, но был так пьян, что качался на лошади из стороны в сторону. В лесу была страшная толпа народа; мне в моей карете было стыдно за него»[6]. Здесь впервые упоминается многолюдность мероприятия. О популярности гулянья в эти годы можно судить и по другим источникам. В 1756 году в Москве начинает издаваться первая газета – «Московские ведомости». Уже в третьем номере, от 3 мая, на последней полосе помещается краткая заметка: «В Москве мая 1 дня. Сего дня был великий съезд знатных особ обоего пола в загородном месте, так называемом Немецкие столы, где по причине благополучной погоды такое множество находилось, что примечено до тысячи карет, и прогуливались до самой поздней ночи». Карета – это экипаж, запрягаемый как минимум двойней. Сколько там было одноколок и пеших горожан – остается только гадать. А еще здесь отчетливо видно, что гулянье уже сместилось на поле: по Оленьей роще тысяча карет разъезжать никак не могла.

И вот, наконец, живописное изображение гулянья в конце XVIII века на гравюре по рисунку Ж. Делебарта. На ней чистая публика спокойно прохаживается по огороженной низкими барьерами лужайке. Среди нее видим и штатских, и военных, и бородатого купца. По одну сторону лужайки – верховые, под другую – богатые крытые экипажи. На заднем плане – уходящая в лес дорога, будущее Богородской шоссе. Из нового —  вдоль дороги виднеются шатры, их раскидывают аристократы для угощения гостей. Именно в таком виде «чистая» часть гулянья сохранится и в XIX веке.

Второе дыхание первомайские гулянья в Сокольниках обрели с обновлением Москвы после 1812 года, и особенно с заселением окрестностей дачниками в 1830-х. Помогло и обустройство рощи просеками в конце 1840-х. О его популярности можно судить по высочайшим посещениям: в 1818-м — мать и супруга императора Александра I, в 1835-м –Николай I, в 1867-м – Александр II. Но одновременно идет расширение социальной базы гулянья за счет растущего фабричного и мещанского сословия, что неизбежно приводит к люмпенизации мероприятия. Оно уже как бы делится на два, разделенные буквально физически: аристократы дефилируют верхами или в экипажах, и на землю спускаются лишь у шатров знакомых, где их ждут угощение и изысканное общество. Небогатое же купечество и простонародье наблюдают за ними из рощи и из-за барьеров, где на земле у них раскинута нехитрая снедь, самовар и чай, или что-нибудь покрепче. Зато на эту публику ориентирована масса коммерческих развлечений: от самоварной (чайной) торговли и шатра-кабака с неизменной елочкой на верхушке до цыганских хоров и балаганов с циркачами.

XIX подарил нам десятки описаний первомайских гуляний в Сокольниках, правда, такими, как видела их чистая публика. Все же составить всестороннее представление позволяет следующий отрывок: «в первые числа мая сего 1854 года… вопрос о погоде разрешился самым приятнейшим образом…  Публика … хлынула в Сокольники; начитывали 5000 экипажей. Но кто сочтет дрожки и всех тех, кто прибыл на своих двоих? … И вот, прилегающее к роще Ширяево поле и все дороги, лежащие к Сокольникам, волновались едущими и идущими. Многие из приехавших к заставе, оставя дрожки или экипаж, идут отдохнуть предварительно немножко за чаем, первым чаем, в левую сторону, под сенью старых, развесистых сосен; но сосны так редеют, что не без труда найдется место мало-мальски укрыться от солнца…. Куда ни обернись, все скамейки заняты, все деревья, дающие тень, окружены сидящими. Здесь нет еще гулянья, а место предварительного отдыха после переезда из города – это предисловье к гулянью…. Гулянье начинается в 400-500 шагах отсюда. По изгибающемуся шоссе кружатся экипажи, а на боковых дорожках теснится пешая публика. Этот первый пункт гулянья, отличающийся уже теснотой, вращается около пышных палаток знати, хора полковой музыки и опять суетящихся по сторонам самоварниц, предлагающих громогласно свои услуги. Здесь чопорно и чинно прохаживаются гуляющие, в числе коих наиболее встречаются приехавшие щегольнуть… По соседству течет [речка], через которую перекинут узенький мостик… За [ним] картина изменяется, гулянье развертывается во всей красе, во всю привольную распашку; здесь простой народ сидит, ходит… На правой стороне помещаются комедии, качели и необходимая принадлежность каждого московского гулянья – огромный бел-шатер, продовольствующий напитками; левее опять экипажи и луг. Тут … прохлаждаются те, которые, кажется, всех веселее: энергический говор, песни, гармоники возвещают на всю рощу …[что] молодые мастеровые с их спутницами уже, как говорится, навеселе… Далее за лугом начинается опять роща – и это отдаленнейшая, уютная точка гулянья, удел … тех, кто приехал на май семейно или дружескими компаниями. Опушка рощи уставлена экипажами, тележками, а гуляющие группами расположены в роще, слушая игру шарманок и пение цыган, в антрактах угощения… Богатый и небогатый приехали на первое мая повеселиться, провести с приятелями время, или, как говорят, чайку напиться в свое удовольствие; следовательно, кому где из трех главнейших пунктов гулянья сподручнее, тот там и наслаждается весенним праздником…»[7].

Однако с течением времени состав гулянья становился все более простонародным, и уже в 60-е годы в обществе преобладала скептическая оценка: «Чистая публика как-то сторонилась от этого гулянья, и если посещала его, то лишь наблюдая за ним с недосягаемых высот и сквозь зеркальные стекла своих карет, боясь подвергнуться какой-нибудь неприятности. И действительно, я не знаю другого пункта Москвы, изобилующего столь частыми приключениями, как Сокольники»[8]. Уже к началу XX века традиции гулянья были подорваны. Вот что писало московское «Русское слово» в 1901 году: «Первомайское гулянье, благодаря хорошей погоде, вчера удалось, хотя сравнительно, ибо, год от года, это традиционное гулянье все более и более падает. В Сокольниках было довольно много народу; по-прежнему процветает чаепитие. На кругу состоялся разъезд. Дамы щеголяли летними костюмами. В Сокольниках преимущественно каталось купечество, а в Петровском парке – более фешенебельная часть московской публики. Улицы заранее политы были водою, и пыли особенной не было. Вечером вагоны конки брались «с бою»[9]. Видим, что новые остановки транспорта опять переместили место гулянья.

Подошел революционный 1905-й год. Вот как его «приключения» описывает В.А. Гиляровский: «О первом мая в Сокольниках говорили давно. Носились слухи о бунте, об избиениях, разгромах… Многие дачники, из боязни этого дня, не выезжали в Сокольники, и дачи пустовали… Народу было более 50000. К этому дню фабричные и заводские рабочие устремились в Москву; 30-го апреля и 1-го мая утренние поезда были переполнены. С полудня на Старом гулянье и в роще стал собираться народ: гуляющие семьями, с детьми — в чайные лавочки за мирный самоварчик; и рабочие — группами в роще для бесед и обсуждения своих дел. Подстриженные, причесанные, одетые по средствам и обычаю, рабочие все были чисты, праздничны, и сновавшие между ними хулиганы и «ночные сокольничьи рыцари» ярко отличались от них … Было уже около четырех часов дня. Гулянье было в разгаре… Сзади Старого гулянья собралась громадная смешанная толпа. Явились ораторы, полились речи, которые одним нравились, другим нет; гомон, шум. И вот во время речей среди толпы кто-то сделал выстрел из револьвера… в воздух. Он, при гомоне толпы, и прошел бы незаметным, но шайка карманников и хулиганов воспользовалась удобным для них моментом… «Бьют! Стреляют! Ура!» — в десятке мест крикнули хулиганы. Толпа подхватила — и загомонили Сокольники! … Более десяти тысяч, гораздо более, стремглав ринулось, ища спасения. Это была полная паника. Нечто ужасное, стихийное. А тут еще женщины и дети! Крики, визг. А карманники… грабили в суматохе, срывали часы, вырывали сумочки у дам, тащили из карманов. Публика ринулась… к трамваю. Полиция не в силах была сдержать эту волну… Пусть же празднуют рабочие! Пусть 1-е мая в Сокольниках будет их день»[10].

События эти окончательно отвратили публику от первомайских Сокольников. Показательно, что то же «Русское слово» в 1910-м, описывая 1‑го мая, повествует о движении на фабриках, в высших учебных заведениях, о разъездах в Петровском парке, но о Сокольниках молчит. Славная 200‑летняя традиция изжила себя к началу нового, грозового века России.

[1] А.Я. Булгаков. Руские и Наполеон Бонапарте… М. 1813. С. 110

[2] П. Гордон. Дневник, 1696-1698. М, 2018. С. 144

[3] И.Г. Корб. Дневник путешествия в Московию СПб, 1906. С. 59.

[4] Ф.В. Берхгольц. Дневник каммер-юнкера Берхгольца, веденный им в России в царствование Петра Великого, с 1721-го по 1725-й год. 1722-й год. М, 1860. С. 213.

[5] Ф.В. Берхгольц. Дневник каммер-юнкера Берхгольца, веденный им в России в царствование Петра Великого, с 1721-го по 1725-й год. 1724 и 1725-й годы. М, 1862. С. 41,42.

[6] Записки императрицы Екатерины Второй: перевод с подлинника, изданного Императорской академией наук. СПб, 1907. С. 155, 198

[7] С.П.К[ораблев] Московские гулянья. Первое мая в Сокольниках и Семик в Марьиной роще… М, 1855

[8] И.А. Сливин. Воспоминания студента 1860-х. М, 1890. С. 137

[9] Русское слово № 119, 1901

[10] В.А. Гиляровский. Праздник рабочих / Русское слово № 118, 1905