Что выделяет Сокольники среди других московских парков и делает их по-настоящему уникальными? Конечно, летящие в лес стрелы — просеки лучевые[1]. Именно они сегодня определяют удобство и разнообразие функционального зонирования. И именно устройство лучевой планировки превратило когда-то Сокольничью рощу в парк. Когда и как это произошло?

Вспомним популярные легенды, такие красивые и нелепые: дескать, Майский просек проложен при Петре I для гулянья, а 3-й Лучевой – в 1812-м для эвакуации москвичей. Чтобы понять их несостоятельность, достаточно сопоставить затраты времени, труда и материальных ресурсов на прокладку этих путей с практическим результатом – дублированием дорог на Богородское и Алексеевское. Неудивительно, что на плане 30-х гг. XIX века[2] эти старинные дороги в роще присутствуют, а ни одного просека нет.

Нет их и на плане 1841-го[3], зато там, где Богородская дорога пересекает Олений ручей, появляется «царская палатка». Не связана ли она с преданием, что планировку парку придал правивший тогда Николай I? Ответ обнаружен в северной столице в документах исторического архива. Поэтому далее прозвучит много канцеляризмов, но это позволит прочувствовать дух эпохи. Итак, 1 мая 1835 года знаменитое гулянье в Сокольниках было осчастливлено посещением императора Николая Павловича во время его краткого визита в Москву[4]. Теперь государь знал величественную рощу не понаслышке, и ее заботы были восприняты на самом верху. А их накопилось немало. Уже шли разговоры, что рощу вообще следует закрыть, во всяком случае, дороги через нее. Дикие и необустроенные, они неизбежно дробились, оголяя до четверти массива и затрудняя воспроизводство леса. Уничтожение поросли довершали толпы гуляющего народа, а также купцы, приезжающие с самоварами и привязывающие лошадей к деревьям[5].

Лесные власти из Петербурга, в ведении которых находилась роща, на проекты ее закрытия резонно возражали, что запрет – это только первоочередная мера, и поможет она, лишь если за ней последуют и другие. А в целом лесное начальство планировало действовать в Сокольниках так же, как и во всем государевом заповеднике Лосиный Погонный остров. В 1834-м было решено разделить его на 100 прямоугольных лесосек, ежегодно одну из них вырубая и засаживая молодняком. При этом, правда, оговаривалось, что это не касается оставляемых для гулянья Сокольничьей и Оленьей рощ[6].

Масштабные работы по устройству загородного парка под Москвой в 30-х годах XIX столетия уже велись — это был Петровский парк на Санкт-Петербургской дороге. Руководил ими ученый садовод Финтельман, Карл Фридрих Христиан, а по-нашему Федор Васильевич. Будучи представителем династии придворных прусских садовников[7], он перенес их опыт в Россию, заложил основы русского промышленного садоводства и издал первый труд по нему[8]. Петровский парк стал венцом его творений. Регулярная его часть, сохранившаяся и сегодня, примыкала к путевому дворцу. От небольшого центрального круга под равными углами разбегались аллеи, именуемые, кстати, просеками – нередкая для правильного паркового устройства планировка, встречающаяся ныне и в Кузьминках, и в Кусково. Основная же часть Петровского была классическим английским ландшафтным парком на месте нынешнего стадиона «Динамо». К началу 40‑х работы были закончены, деревья подросли, и было чем похвастаться. Поэтому, когда в апреле 1841-го в Санкт-Петербурге свершается бракосочетание наследника великого князя Александра Николаевича, и молодые в сопровождении императора выезжают в Москву, в программу высочайшего визита включают майскую прогулку не по Сокольникам, а по Петровскому парку. Вновь обустроенное место для гулянья, как и его творец, на государя произвели благоприятное впечатление.

Видимо, не случайно в мае следующего года из Петербурга поступает указание составить план обустройства уже Сокольничьей лесной дачи (т.е. зеленого массива) «для публичного гулянья с некоторой изысканностью»[9]. Исполнителем назначен Лесной департамент, но при этом прямо указано привлечь к проекту Финтельмана, а заодно, разумеется, московские власти. Финтельману за проектирование обещано 500 рублей, что примерно равно годовому жалованию младшего офицера. То есть участниками проекта стали государственный орган, навязанный ему подрядчик и местное начальство – классические лебедь, рак и щука. Все они имели свои интересы и свои представления о результате. «Садоводец Финкельман», как жаловался департамент, «все чертил английские парки с цветниками и ресторациями»[10], то есть делал то, что хорошо умел и в чем видел для себя дальнейшее поле деятельности. Несомненно, предусматривал он и центр с симметрично расходящимися аллеями, как в Петровском парке. Но реально стоящий на корню лес его высоким планам только мешал. Московские власти, опасаясь, что расходы повесят на них, отбивались от любых новых дорожек «по причине значительных на то издержек». Они предлагали только шоссировать дорогу «где издревле существует гулянье», то есть к Богородскому, а заодно оттяпать у министерства уделов Ширяево поле – там и организовать обустройство. Все это прикрывалось заботой о величии древней рощи.  Лесное же начальство тянуло в привычную стихию — разделить массив на регулярные лесовоспроизводственные участки. Но раз указание требует «некоторой изысканности», пусть они получат форму ромбов, ну или параллелограммов. Максимум, в чем они готовы были пойти навстречу проектировщику – «устроить внутри кварталов узкие криволинейные дорожки со скамейками, а также провести особую дорожку так, чтобы образовать звезду, а центр ее назначить там, где по плану рубки лес долго останется на корню, и поместить там музыку»[11].

По-хорошему, завершать проектирование и начинать работы надо было к окончанию майских гуляний следующего, 1843-го года. И, наверное, разногласия утряслись бы в срок, но вдруг некому стало работать. Финтельман, которому лесное начальство не только денег не заплатило, но и фамилию его писало с ошибками, от процесса был отстранен, хотя его идеи центрической организации пространства в итоге взяли свое. Но и Лесной департамент как раз в 1843-м передавали из министерства в министерство, никто не знал, в какие кадровые решения это выльется, и не торопился ничего делать. В Москве же той весной сменился правивший четверть века генерал-губернатор, а новый появился лишь в статусе «исполняющего обязанности». В общем, в том году так ничего и не сделали, отговорившись отсутствием актуального плана местности (хотя съемка 1841-го у нас перед глазами). Но игнорировать высочайшее указание далее было опасно. За дело берется сенатор, товарищ (то есть заместитель) министра государственных имуществ, заведовавший делами по ведению технических мер в лесном хозяйстве, Николай Михайлович Гамалея (это в честь одного из его потомков назван институт микробиологии). Умный, деятельный и заслуженный человек, он, опираясь на предшествующие наработки, готовит «всподданнейший доклад об устройстве находящихся близ Москвы Сокольничьей и Оленьей рощ в виде парка» (слово «парк» к Сокольникам применяется впервые). Он предусматривает выбор: вариант подешевле (без перепланировки рощи) и посерьезнее – «с заменой всех внутренних дорог в ней на вновь устроенные просеки с приданием им вида регулярности».

Государь император, выбрав из представленных проектов, высочайше повелеть соизволил: «разделить рощи лучеобразно расходящимися от самого въезда в оные просеками, служащими вместе с тем и главными для въезда дорогами, уничтожив затем безобразные нынешние дороги … с оставлением или устройством вновь некоторых извилистых для пешеходов дорог, рассадкой по обеим сторонам клумб и аллей из кустов и лиственных деревьев … с тем, чтобы предпринимаемые рубки леса не расстраивали вида парка и гулянья, и чтобы лесосеки закрыты были помянутыми клумбами и аллеями»[12]. Таким образом, решение о планировке Соколничьей рощи было инициировано, исполнено и утверждено в Санкт-Петербурге. Утверждено непосредственно главой Российской империи, причем, случайно или нет – опять в мае, 8 мая 1844-го года. Эту дату и следует считать днем рождения парка Сокольники.

Конечно, высочайшее повеление явилось не итогом, а лишь стартовой точкой реального лесоустройства. Даже одобренный государем план был еще всего лишь эскизом. Заручившись царевым указом, Лесной департамент поручает молодому ученому лесничему Егору Егоровичу Гримме избрать наилучшие направления просеков, «с тем чтобы они по возможности открывали вид на какое-либо здание или другие заслуживающие внимания предметы». Тот разрабатывает проект семи ныне существующих лучевых просеков, а также входной аллеи в парк. Первый лучевой он направляет на белую церковь Св. Параскевы при Пятницком кладбище. Еще одним просеком – третьим – он заменяет дорогу на Алексеевское, так, чтобы в створе виднелся желтый храм Тихвинской иконы с пятью зелеными главами и большой колокольней. Седьмой лучевой просек, именуемый ныне Майским, заменяет лесное ответвление дороги на Богородское. Остальным просекам назначены направления на различные неважные объекты, скорее номинально. Так, например, шестой ориентирован на домик лесничества, находившийся аж за Яузой. Входная же аллея должна была открывать вид на желтую церковь Св. Ирины Мученицы (ныне ул. Ф. Энгельса, 38 в Басманном р-не). Сегодня эти храмы, изменившие цвет, а иногда и имя, скрываются городской застройкой, а тогда были видны, по крайней мере, с дальних концов дорожек. Предусмотрели и знакомые нам поперечные просеки. Они были проложены, по требованиям Лесного департамента, чтобы обеспечить проектный размер образующихся лесных кварталов[13].

Руководить работами пришлось тому же Гримме. Прокладку просеков – валку деревьев и корчевание пней – начали весной 1845-го. Разумеется, жизнь вносила свои коррективы – диаметр центрального круга уже по ходу был увеличен с 50 до 100 саженей, каким мы его знаем и сегодня, а ширина просеков – с 2 до 4‑х саженей, чтобы могли разъехаться экипажи. Но лесоповал был завершен удивительно быстро – уже к июню[14]. Дело в том, что на этих работах подрядчики были мотивированы остающимся в их распоряжении деревом. Хуже обстояло дело с шоссированием (подсыпкой) дорог – на это требовались, помимо денег, и грунт, и щебень. Гримме удалось устроить каменоломни прямо в Сокольниках – видимо, в овраге Оленьего ручья. Уже к гуляниям 1847-го обустроили центральный круг, получивший название «новое гуляние», с красивой беседкой на месте нынешнего фонтана. Тогда же облагородили пути в сторону Богородского – старую дорогу, ставшую шоссе, и 7-й лучевой просек[15], названный позже Майским. Описывать дальнейший ход работ не будем, важен итог. Ликвидация лесных разъезженных путей, даже и без перекрытия проездов, как и ожидалось, замедлила, хотя и не остановила, деградацию древостоя. Есть и неочевидные последствия: устройство дорог внутри рощи потребовало улучшение пути к ней самой, так появилось Сокольничье шоссе (сегодня это — Русаковская улица и аллея к парку).

А главный итог – уникальная схема устройства парка. Согласитесь, что при взгляде на нее менее всего вспоминаются геометрически правильные регулярные сады. Скорее приходит на ум, что некий гигант приложил семипалую ладонь к зеленому бархату леса. И несхожесть облика просеков меж собой лишь подчеркивает эту восхитительно ясную и при том несимметричную планировку. Давайте с благодарностью помнить тех, кто в спорах и противоречиях создал ее сто восемьдесят лет назад.

[1] Л. Ошанин. Этот будет вот так. Новые стихи и песни. М, 1969. С. 123.

[2] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5023 л.75

[3] РГИА ф.380 оп. 39 д. 1138 л. 15

[4] Московские ведомости № 36, 1835

[5] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5023 л. 342

[6] РГИА ф. 1589 оп. 3 д. 120 л. 3 

[7] E. Fintelmann, D. Fintelmann. 450 Jahre Fintelmann: 1540-1990. München, 2004

[8] Финтельман Ф.В. Полное русское садоводство, цветоводство и огордничество. В 4-ч частях. М, 1852

[9] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5023 л. 190-191

[10] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5023 л.380

[11] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5023 л. 286

[12] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5025 л. 9

[13] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5025 л. 168-170

[14] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5025 л. 223

[15] РГИА ф. 387 оп. 1 д. 5024 л. 166