На изящном памятнике у входа в парк можно прочесть, что установлен он в честь московского городского головы Сергея Михайловича Третьякова, благодаря которому парк Сокольники в 1879 году стал собственностью Москвы. Но мало кто знает, что именно Сокольники три года спустя сыграли для Третьякова на общественном поприще роковую роль. Мы ответим на три вопроса: как и с какой целью город выкупил Сокольничью рощу? какие обстоятельства вокруг Сокольников привели к отставке городского головы? и что было бы, если бы всего этого не случилось?

Вспомним, а что за пост занимал Сергей Михайлович. В конце 70-х московская городская дума — полторы сотни депутатов (гласных) — ведала городским хозяйством, имуществом и благоустройством. Непосредственно дела вела управа под начальством городского головы, которой, как и ее члены, назначался думой. Голова руководил одновременно и деятельностью управы, и заседаниями думы; при этом отношения думы и ее исполнительного органа не были урегулированы вполне, и именно этой мине суждено было потопить общественную карьеру Третьякова.

Настала пора пояснить, что представляла собой часть нашего района к северу от улиц Сокольнический и Олений вал.  Эта земля площадью почти 600 десятин (гектаров) находилась в собственности центральной власти, и после неоднократных передач между ведомствами осталась за министерством государственных имуществ, целью которого вообще-то было извлечение дохода. Доход в меру сил извлекали – с 1850 по 1866 годы в Сокольничьей, Оленьей роще и на Ширяевом поле примерно восьмая часть территории была нарезана под 137 дачных участков. Они были переданы владельцам на чиншевом праве, то есть в вечную наследуемую аренду с правом продажи, невысокой и неизменной ставкой. Небольшие деньги приносила еще сдача земли под фотографическое заведение, под торговлю минеральными водами и молоком, чайную торговлю, тир, кегли, карусели и воксал (танцплощадку). Содержанием малоприбыльного актива, к тому же требующего постоянных затрат на лесное хозяйство в заповеднике, ведомство тяготилась, и в 1875-м году предложило  продать его Москве. Но тогда городские власти ответили, что «было бы неблагоразумно затрачивать значительные суммы на поддержание общественного гуляния, оставляя в то же время без удовлетворения многие самые насущные потребности городского общества», напомнили, что город и так содержит там полицейскую, пожарную команды и освещение, и попытались выпросить все почти задаром. На это не могло пойти министерство, и дело заглохло.

Сергей Михайлович Третьяков, заступив пост городского головы в январе 1877-го, по своей инициативе вновь поднял этот вопрос. Вероятно, и министерство стало уступчивее, и на заседании городской думы 14 февраля 1878-го Третьяков заявил, что он получил ответ на письмо, направленное еще прошлым летом. Министр сообщает о готовности уступить Сокольничью, Оленью рощи и Ширяево поле с их доходными статьями за 300 тысяч рублей с уплатой пятой части при совершении купчей, а остального в рассрочку под 6% годовых. При этом отмечалось, что хоть стоимость лесного материала и простирается до миллиона рублей, она в цену не включена, поскольку непременным условием продажи является сохранение парка и соблюдение договоров с чиншевыми владельцами. Он просил полномочий на заключение сделки, и дума почти без обсуждения единогласно их предоставила.  21 апреля последовало высочайшее монаршее соизволение на утверждение условий сделки «в видах сохранения навсегда существующего ныне лесонасаждения и дальнейшего, в пользу жителей столицы, улучшения содержания парка вообще». После бюрократических проволочек через год 27 марта 1879-го года утверждена купчая. Это известная канва событий. При внимательном рассмотрении возникают вопросы: триста тысяч – много это или мало? зачем вообще городу было тратить деньги на выкуп Сокольников? И, наконец: справедливо ли предание, что Третьяков на выкуп пожертвовал часть своих денег, а остальные собирал по купцам, да так, что опустился по требованию одного из них на колени?

С первым вопросом проще всего. Доход, который министерство получало от Сокольников, состоял из оброчных статей (чиншевой и арендной платы), а также выручки от продажи леса, спиленного при уходе. Его продавали ежегодно тысяч на десять, и примерно столько же тратили на уход и охрану. Стало быть, чистым доходом оставалась чиншевая и арендная платы, которых в совокупности в год собирали 15 тысяч. 300 тысяч – это сумма, которую нужно положить в банк, чтобы обычные тогда 5-6% годовых давали такой доход. Так оценивается земля и сегодня. И все же: много это или мало? Годовой бюджет Москвы составлял примерно 4 миллиона. На постройку важного для города Устьинского моста искали и не находили 200 тысяч. 300 тысяч – это, конечно, много. Но с учетом того, что сразу заплатить нужно было 60, а остальное – в течение десяти лет, сумма подъемная. Правда, еще 13 тысяч пришлось уплатить сразу за утверждение купчей.

Зачем все-таки потребовался выкуп? Казалось бы – какая разница, за кем числится заповедная земля? Но история нашей прошлогодней борьбы против передачи части парка обратно в федеральное ведение доказывает —  разница большая. Звучали разные заявления. Что Сокольники важны для Москвы «не только как исторический памятник и место общественной прогулки, но и в гигиеническом отношении». Что город прирастет значительным количеством земли, могущей впоследствии оказаться для него крайне необходимой. Что там можно устроить благотворительные учреждения. Возможно, откровеннее других высказался сам Третьяков: «Нельзя поручиться за то, чтобы Сокольничья роща не могла быть приобретена частным лицом и вырублена. Насколько было бы вредно для города осуществление такого предположения, теперь конечно нельзя и вообразить». Впрочем, на вопрос, зачем что-то сделано, следует, конечно, смотреть – а кому это выгодно? Благоустройство город мог делать только на своей земле, а основную выгоду от него в Сокольниках получали владельцы чиншевых участков. Не забудем, что среди них были и прежний городской голова Лямин, и родня действовавшего головы Третьякова, и другие значимые лица. Но в последующих скандалах вокруг Сокольников этот мотив ни разу не проявлялся, а значит, если он и имел место, то был глубоко скрыт.

Теперь мы готовы рассмотреть красивую легенду о самоотверженном сборе городским головой средств на выкуп Сокольников. Напомним, что уплатить сразу нужно было 60 тысяч.  Когда в думе Третьякова спросили – «в состоянии ли мы внести такую сумму?» – он как-то легкомысленно ответил: «потребная сумма может быть покрыта или из получающихся недоимок, или из каких либо других источников».  Другими словами — я берусь ее изыскать. Казалось, было бы естественным обращение за деньгами к дачникам. Однако в отчете о городских расходах за 1878 год выплата в 60 тысяч за Сокольники учтена, то есть использованы городские деньги. А в отчете о доходах специальных пожертвований или займов под нее не числится.

Так или иначе, город совершил уникальное приобретение, и его судьба сразу же начала активно обсуждаться думой. Тем более что состояние купленного леса оставляло желать лучшего – неубранные и некорчеванные пни, поваленные и суховершинные деревья, запущенный питомник. Всем было ясно, что безобразия нужно устранять; но на этом согласие и заканчивалось. Как должна развиваться роща – как лесное хозяйство,  как городской парк, и что в ней можно допустить, а чего – нельзя? Для начала постановили чайную торговлю сохранить, обустроив под нее место; как и прежде, позволить даже торговлю медом и пивом, разные зрелища и увеселения; но: запретить устройство ресторанов, вокзалов (танцев), а также выступления арфисток, шарманщиков, песенников, фокусников и акробатов.  Решение принято, конечно, по жалобам дачников. Дальше пригласили авторитетного консультанта – профессора Собичевского, декана петровской лесохозяйственной академии. Он выразил мнение, что на 2/3‑х территории рощи произрастают перестойные деревья возрастом от 87 до 220 лет, представляющие собой непроизводительный капитал; кроме того, много деревьев засохших и засыхающих. Чем скорее будет реализован этот капитал, тем выгоднее будет лесовладение, и поэтому из финансовых соображений необходимой представляется срубка большей части рощи. Во всяком случае, он предлагал поддерживать возраст деревьев не более 80 лет, и в связи с этим проводить ежегодные сплошные рубки не менее чем 1/80 части рощи с последующим лесонасаждением (естественное восстановление леса уже тогда прекратилось). Против такого предложения выступили авторитетные гласные, например князь Щербатов, заявивший: «80-летняя сосна есть действительно строевой лес, но ведь теперь у нас речь идет не о лесной даче, из которой надо извлекать выгоду, а о парке, в котором должны быть изящные деревья. 80-летний лес еще не изящен, хотя он и строевой. Бесспорно, что в Сокольниках теперь часть леса переспела, но нельзя не признать того, что весьма старые, величественные деревья много красоты придают парку, хотя эта красота и не оправдывается денежными соображениями… Сокольники не отхожая лесная пустошь, а пригородный парк». В результате так ничего и не решили, но наняли Собичевского для заведования хозяйством. А он, не получая санкции, принялся за свою программу, да к тому же непродуманно и неаккуратно.

Все было на виду, и долго так продолжаться не могло. Весною 1881-го года гласный Шестеркин подал в думу заявление о нерачительном хозяйствовании в Сокольниках. Поскольку ни сам он, ни возглавляемая им неформальная фракция мещан в думе не отличались высокой  грамотностью и красивым слогом, бумагу составлял журналист газеты «Современные известия», в последующем автор «Очерков Москвы» Д.А.Покровский. Заявление вызвало оживленное, но все же спокойное обсуждение в думе, которая создала комиссию для рассмотрения приведенных фактов. Интерес к ее деятельности подогревался «Современкой» и другими газетами, так что история получила широкий резонанс. Возможно, под давлением общественного мнения комиссия составила весьма резкий доклад, направленный, впрочем, в основном простив привлеченных управой агентов, и в первую очередь – Собичевского. Его обвиняли, например, в том, что вырубил он 32 десятины, а засадил 9, из которых 95% погубил майский жук; в том, что в роще не соблюдаются правила пожарной безопасности; в том, что спиленный лес, годный на доски, идет на дрова в больницу св. Владимира и окрестные фабрики, причем часть его пропадает в пути и т.д. Досталось и управе за то, что не наладили контроль. И тут нашла коса на камень. Член управы Петунников, которому были адресованы упреки, обладал не только упрямым и заносчивым характером, но и влиянием на городского голову, мягкого, доверчивого и слабохарактерного С.М. Третьякова. Под влиянием Петунникова управа на доклад комиссии представила свои замечания, пренебрежительно и высокомерно раскритиковав доводы комиссии (пусть даже и по делу). Об этом тоже стало известно публике, и на заседание думы 10 ноября, в повестке дня которого стояло обсуждение доклада комиссии, собралось столько москвичей, сколько никогда не бывало. Выступления прошли на повышенных тонах, звучали резкие обвинения с обеих сторон, а в целом вопрос из чисто хозяйственного перерос в определение границ допустимого между думой и ее исполнительным органом. В полночь городской голова закрыл обсуждение словами «Грустно, весьма грустно, что приходится председательствовать на таких собраниях». Выглядел он растерянным; впрочем, ни одного выпада относительно его личности не прозвучало, что особо подчеркивали газеты.

Для головы ситуация была крайне неприятной, но черта допустимого еще не была пройдена. Третьяков даже возглавлял заседание думы через неделю. Однако не все горячие головы были успокоены, и в думу поступило предложение о привлечении к судебной ответственности лиц, заведовавших сокольничьим хозяйством.  Того, чтобы подчиненных наказывали помимо него, Сергей Михайлович терпеть не стал, и на заседании думы 24 ноября помощник городского головы огласил заявление не явившегося в заседание Третьякова о сложении полномочий. Заявление произвело эффект холодного душа: единогласно постановили вручить Сергею Михайловичу Третьякову искреннюю благодарность городской думы за труды по городскому общественному управлению в столь тяжелое время, каким было истекшее пятилетие, и глубокое сожаление, что он оставляет должность, возложенную на него городским обществом. Мало того, согласно приговору думы эта благодарность подлежала вручению Сергею Михайловичу гласными в полном составе. За всеми этими делами на заявление о привлечении кого-то к ответственности просто махнули рукой. Последовали выборы нового городского головы, и Третьяков, оставаясь гласным, мог бы баллотироваться; но 18 декабря он написал заявление о невнесении в списки своей кандидатуры, и уехал за границу. На этом роль Сокольников в судьбе этой исторической личности завершается.

Но не завершается его роль в судьбе Сокольников. Давайте вернемся к вопросу – а что было бы, если бы всего этого не было. Ну, для начала – если бы не было описанных событий с расследованием. После скандальной отставки Собичевского не могло быть и речи о профилактической рубке, дума прямо постановила удалять из рощи только сухоподстойные деревья, которые совершенно засохли (мертвые), и ни в коем случае не рубить деревьев, у которых заметно высыхание вершины или сучьев, имеющих редкую хвою или наклоненных. В таких условиях лесовосстановительные работы  были невозможны, и Сокольники как сосновая роща через полвека исчезли. Впрочем, не будь такого запрета – может, это случилось бы  раньше.

Теперь давайте представим себе, что бы было с Сокольниками, не выкупи их город. Здесь нужно отдельно рассматривать все три приобретенные части – Сокольничью, Оленью рощу и Ширяево поле. Сокольничья до передачи в министерство госимуществ относилась к лесному ведомству и была заповедной, как Измайловский зверинец или ближайшие кварталы Лосиного острова.  Эти леса, так и оставшиеся в госимуществе, в последующие годы не вырубались, разве что не были обустроены как городские парки; такая же судьба ждала и бы и Сокольничью рощу.  Оленья роща никогда не числилась в ведении императорских охот или лесов, а была когда-то частью дворцовой территории. С большой вероятностью она была бы распродана мелкими участками под дачи и в конечном итоге пропала бы, как соседние Анненгофская роща и Благуша. Ширяево же поле, поступившее в госимущество из монастырских владений, точно ожидала распродажа и застройка, и на месте нынешних спортивных сооружений был бы обычный городской район.

Так что в том, что город имеет сегодня прекрасный и обширный парк, личная заслуга С.М. Третьякова несомненна. Пророчески звучат его слова при обсуждении выкупа Сокольников: «Приобретение этого имущества является для города не только полезным, но и крайне необходимым, если не для настоящего, то для будущего времени».

Источник: Семенов М. Н.  С. М. Третьяков в судьбе Сокольников и Сокольники в его судьбе. / Клуб краеведов района Сокольники. Сборник материалов за четвертый год работы. сентябрь 2019 — май 2020 гг. М, 2020. С. 21-28